
После того, как с ним случилось самое страшное. Умер сначала один его сын, потом другой. Художник видел отчаяние своей жены Софьи Николаевны и сам был близок к нервному срыву. Работа помогла ему не убежать от трагедии, но прожить ее, дать горю место.
В полотне нет слез или истерик, нет тела ребенка в гробу. Но есть оцепенение. И это ощущение быстро передается зрителю: кажется, будто ты стал участником похорон.
В центре картины — эмоции женщины. Гнев, отчаяние, страх, смирение и немота. То есть все оттенки, которые составляют скорбь. Так тонко передать их мог только гений. Согласны?
И ещё один акцент: когда стоишь у этой картины в Третьяковке, то взгляд упирается в красный отсвет за дверью. Словно это пожар, в котором умирают все надежды на счастье. Ведь горе — неутешное.